Забастовка рабочих «Enter Engineering» в Кашкадарьинской области — уже третья официально известная за последние два года. При этом Федерация профсоюзов Узбекистана рапортует о забастовках, не используя самого термина, как в случае с «Enter Engineering» 21 октября, все того же «Enter Engineering» 10 сентября, так и в отношении сотрудников АО «Шаргункумир», заявивших о проблемах в августе 2019-го.
Насколько слово «забастовка» страшно, что даже организация, которая должна защищать интересы и права рабочих, не употребляет его? Можно ли проводить их в Узбекистане? Это законно? Ответы — в статье Радмира Хажбахтеева.
Возможность людей объединяться в союзы и защищать свои гражданские и трудовые права — не только главный показатель развитости гражданского общества и уровня демократии, но и основной инструмент экономического благосостояния. Мы уже рассказывали, что толкает людей мобилизоваться для защиты своих интересов. Почему у нас нет доверия к профсоюзам, мы тоже изучали достаточно подробно. А вот что такое забастовка?
Забастовка — одна из множества форм общественной мобилизации, к которым также относятся митинги, протесты, демонстрации и т. д. Все эти виды схожи в одном — они направлены на объединение людей. Но важно, что они отличаются друг от друга в методах организации и проведения, могут преследовать различные цели и задачи. В этой статье мы сфокусируемся исключительно на форме общественного движения, известного как забастовка.
Итак, в Международной организации труда (МОТ) говорится:
«Забастовка является основным средством, с помощью которого трудящиеся и их организации могут защитить свои социальные и экономические интересы. Это наиболее явная и жесткая форма коллективного действия в связи с трудовым конфликтом. Забастовка часто рассматривается как «последнее средство» организаций работников для достижения их требований».
Забастовку нужно понимать исключительно как инструмент разрешения коллективных трудовых споров — по своей сути забастовка не преследует политических мотивов. Однако, если правительство предпринимает политические и экономические действия не в интересах защиты прав трудящихся, участники забастовки могут начать трансформировать свои требования в политические. В этом случае забастовка становится формой протестного движения, когда меняется вид, задачи и цели объединения. Яркий пример — забастовка «желтых жилетов» во Франции, которая переросла в массовые антиправительственные протесты. Основная претензия рабочих Франции была в том, что экономическая политика, проводимая правительством, существенно ухудшает социально-экономическое положение рабочих в стране.
Не будем вдаваться в теоретические детали. Согласно информации СМИ, профсоюзов и подведомственных госструктур, наши случаи не преследовали никаких политических целей. Причинами были несоблюдение условий труда и несвоевременная (к тому же низкая) зарплата, что особенно существенно отразилось на рабочих в период пандемии.
Все действия рабочих были направлены против администрации компаний и только. Это очень важно понимать по одной простой причине — согласно статье 218 Уголовного кодекса, за неразрешенную забастовку можно получить наказание от штрафа до пяти лет тюрьмы. А вот за попытку свержения конституционного строя — от 10 до 20 лет.
И тут мы переходим к самому интересному — к законам.
«Право на забастовку признается контрольными органами МОТ как прямое следствие права на свободу объединения, обеспечиваемое Конвенцией № 87, которое проистекает из права организаций трудящихся следовать своим собственным программам деятельности в целях защиты экономических и социальных интересов работников».
Ратифицировав эти договоры, страна обязалась внедрить его принципы в национальное законодательство. Но что на деле?
Конституция Республики Узбекистан (статья 33) дает право организовывать и проводить общественную активность в форме митингов, собраний и демонстраций. А статья 34 дает право объединяться в профессиональные союзы, политические партии и другие общественные объединения, участвовать в массовых движениях. Никто не может ущемлять права, свободы и достоинства лиц, составляющих оппозиционное меньшинство в политических партиях, общественных объединениях, массовых движениях, а также в представительных органах власти.
Слово «забастовка» в Конституции не встречается, также там не поясняется, что конкретно имеется в виду под понятием «массовые движения». Соответственно, можно предположить, что должны быть другие законодательные документы, разъясняющие и регулирующие вопрос, — это важнейший шаг для выработки у людей понимания, что это вообще такое, как делать все правомерно и обезопасить себя и общество.
Нынешний Трудовой кодекс от 1995 года, закон о профессиональных союзах от 6 декабря 2019 года и другие нормативно-правовые документы не поясняют и не регулируют право на организацию и проведение забастовки. Но что интересно, статья 218 Уголовного кодекса наказывает за проведение неразрешенной забастовки (сейчас в Уголовный кодекс вносятся изменения, правда, маловероятно, что наказание за неразрешенную забастовку исчезнет). Выходит, если есть наказание за неразрешенную забастовку, где-то существует разрешенная забастовка? Ну, добро пожаловать в замкнутый круг нашего законодательства.
Как говорилось выше, согласно МОТ, забастовка является крайним средством разрешения коллективного трудового спора. Как же у нас решается коллективный трудовой спор? Согласно статье 281 Трудового кодекса, крайней мерой разрешения коллективного трудового спора является судебное разбирательство, а профсоюзы могут принимать участие в защите прав и интересов рабочих. Статья 35 закона о профессиональных союзах от 2019 года подтверждает, что профсоюзы и другие организации, защищающие интересы рабочих, могут принимать участие в решении коллективных трудовых споров, а статья 45 отмечает, что профсоюзы имеют право защищать интересы работников в судах.
Да, несомненно, есть случаи, когда трудовые споры доходят до судов. И уверен, что есть добросовестные профсоюзы, которые защищают и даже выигрывают суды. Интересно другое — почему в открытом доступе не имеется никакой статистики в отношении судебных дел, заведенных как по индивидуальным, так и по коллективным трудовым спорам?
Здесь дело даже не в том, доверяете ли вы судам или профсоюзам или как много трудовых коллективов вообще захочет доводить дело до суда. Важно другое — сейчас ни один трудовой коллектив не имеет легальной возможности заявить о своих трудовых проблемах независимо от государственных структур, что нарушает права трудящихся, согласно вышеупомянутым международным договорам.
Но странным образом все статьи на эту тему полностью исчезли из последней версии законопроекта, опубликованной для обсуждения с 16 сентября по 1 октября 2020 года. Согласно последнему варианту законопроекта, статьи 609–621 посвящены решению как индивидуальных, так и коллективных трудовых споров. Последние виды споров решаются через примирительную комиссию, куда входят работодатель, работники и представители обеих сторон. А если примирительная комиссия ничего не добьется, то стороны коллективного договора могут создать трудовой арбитраж — временный орган для решения споров. Если не помогли ни примирительная комиссия, ни трудовой арбитраж, можно подать в суд. Другими словами, в отношении коллективных трудовых споров все новое остается по-старому.
Также сейчас разрабатывается закон «О митингах, уличных шествиях и демонстрациях граждан». Может, и там есть что-то о забастовках? Нет.
Важно другое — подробный анализ национального законодательства, проведенный Тимуром Исмаиловым в серии статей, показывает не только недостатки законопроекта, но и в целом рассказывает о проблемах, связанных с организацией и проведением коллективных мероприятий.
Тимур аргументирует, что организация и проведение митингов, уличных шествий и демонстраций по сей день регулируются Указом Президиума Верховного Совета СССР № 9306-XI «О порядке организации и проведения собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций в СССР» от 28 июля 1988 года. Причиной этому является отсутствие собственных законов и документы, по которым до принятия таковых на территории страны действуют старые правила. Только вот замкнутый круг нашего законодательства все сводит к невозможности организации массовых движений из-за отсутствия собственных «независимых» законов.
Можем ли мы провести параллели с забастовками? Получается, что Конституция позволяет профсоюзам организовывать и проводить массовые движения (а забастовка — массовое движение), Трудовой кодекс и закон о профессиональных союзах от 2019 года никак не регулируют это право, а Уголовный кодекс наказывает за неразрешенные забастовки. При этом, если в Узбекистане продолжают действовать законы СССР, то забастовка возможна в соответствии с Законом СССР № 2179-1 «О порядке разрешения коллективных трудовых споров (конфликтов)» от 20 мая 1991 года, где дается не только определение забастовки, но обозначаются правила и нормы ее организации и проведения.
Вроде бы все можно, но добро пожаловать в замкнутый круг. Как думаете, на какое законодательство будут ссылаться все государственные структуры, если трудовой коллектив захочет независимо от работодателя и государства организовать забастовку?
К сожалению, динамика развития нового Трудового кодекса противоречит обязательствам, взятым вместе с ратификацией международных договоров.
«Мирное небо» — самое популярное объяснение для преодоления страха неизвестности и неопределенности в современном Узбекистане. Да, любое массовое движение, даже праздничное, может перерасти в погромы, но проблема заключается в другом — люди попросту не знают, как правомерно организовать и провести массовое мероприятие, как участвовать в нем, не подвергая угрозе жизнь и здоровье окружающих, не причинив никому материального ущерба.
Сейчас в Узбекистане существуют различные «жалобные» платформы и инстанции, где человек может высказать свое недовольство. И да, с вероятностью в 99 процентов проблема человека, подавшего жалобу, будет решена. Но насколько это эффективно? Можем ли мы утверждать, что решенная проблема не повторится снова для кого-то другого?
Работа методом решения индивидуальных жалоб преследует одну очевидную цель — превратить коллективные проблемы и просьбы людей в индивидуальные, а не общественные. Решать проблему для одного, а не для всех. И по сей день в открытом доступе нет никой информации о нарушениях прав и интересов трудящихся — ни на сайте профсоюзов, ни на сайте Государственного комитета по статистике.
Хочется верить, что профсоюзы Узбекистана будут не только употреблять термин «забастовка», но и отстаивать право на забастовки в соответствии с принятыми страной международными обязательствами. Хочется верить, что избрание Узбекистана членом Совета ООН по правам человека не останется не заметным для защиты трудовых прав и интересов граждан.
Теперь давайте так. Каждый из нас пользуется различными услугами — интернет, телевидение, сотовая связь и многое другое. Что будет, если мы с вами в конце или начале месяца не оплатим их? Нас временно отключат, но ровно до тех пор, пока мы не оплатим. А если продолжим так себя вести, с нами расторгнут деловые отношения — раз наша оплата идет на заработные платы, технические расходы и другие нужды организации, значит, каждая неуплата касается трудового коллектива компании, оказывающей услуги.
Получается, что «в целях удовлетворения социально-экономических интересов своего трудового коллектива» компания может предпринимать крайние действия в отношении нас — временно приостановить, отключить услугу и расторгнуть договор. Разница только в том, как юридически охарактеризовать это действие — «забастовка» или «обязанности сторон», «условия договора» и т. д.
Может, в нашем законодательстве стоит задуматься о другом юридическом обозначении для забастовки, чтобы сразу всем не было сильно страшно? Заплатил, и все хорошо.
Радмир Хажбахтеев, исследователь в области государственного управления, экономического развития и социальной защиты. Выпускник магистерской программы «Глобальная политическая экономика» Университета Кассель, Германия.